Восхождение на Эльбрус или лучше бы я умер вчера.

Автор Дмитрий Субботин.

«Подъем!» А мне, между прочим, снились грибы и сенокос в деревне. Но за палаткой зима и устало-хмуро-сосредоточенные лица соучастников, сопалаточников и сосумашедших, пытающихся залить в себя гадость, под названием «Прожженная, сгоревшая вода с нерастворившимся кубиком «Магги» или растворимый, но быстроостывающий кофе « Nescafe » ».

Потрясающий завтрак для тех, кто решил остатки морально-волевых и физических сил положить на восхождение к Эльбрусу. Я ушел из лагеря отнюдь не первый. Зато у меня был фонарик и я, не особо напрягаясь, догнал ушедших вперед «кабанов».

Как ни странно, но Гены среди них не оказалось. Я шел в обычном своем темпе, ни усталости в ногах, ни удушья – ничего не было, - обычный подъем по склону. Оглянулся вниз где-то через полчаса – батюшки, святые угодники, - три одиноких фонарика далеко внизу. Решил подождать хоть кого-нибудь, все равно не знаю куда идти. Потихоньку иду вверх, стоя ждать невозможно – околеешь от холода. Через десять минут меня догнал Мишаня, а еще через пять – нас обогнала, мигая левым поворотным фонариком Танюха. Так мы и шли втроем.

Фишка про Мишаню: у Мишани очень своеобразно начала проявляться горняшка. Она сильнее всего затронула его мнестические способности. Вот обрывки его высказываний (высота где-то 4.300-4.400 - полета его мыслей имеется в виду):

• Вот сейчас дойдем до скал Петрова, затем траверсом влево, а там и до Эвереста не далеко.

Не буду спорить, возможно, от скал Петрова не далеко до Эвереста, но зато от скал Пастухова до Эльбруса – извините меня, еще очень прилично.

У Тани горняха тоже отличима от ординарной. Ее неумолимо тянет убежать поскорее вверх от всех, иначе «если я встану, то дальше не пойду».

Ночь над Эльбрусом, «Большая Медведица» ковшом зацепилась за вершину, куда пока могут дойти только мысли и глаза. «Ну и куда дальше-то?

Где эти скалы? Следы трактора закончились». Таня и Мишаня: «Да вот же маячки стоят, они дорогу и обозначают». Таня убегает от нас с Мишкой до следующего маячка, затем еще дальше и только одинокий лучик её фонарика позволяет определить координаты в этой снежной ледово-скальной ночи. Сзади нас идут Рома и Макс, пользуясь принципом: «Если я встану, то ты меня пнёшь, а если я лягу – на мне съедешь вниз!». Далее шел Серега, а за ним Гена и Лена. Очень скоро мы уже шли всей ватагой, всей ватагой нацепляли кошки. Гена (вот они импортные ботинки и опыт) ушел вперёд, я немного завозился с завязками, но быстро его догнал. Далее мы до скал Пастухова шли вместе, чуть сзади Танюха, за ней все остальные.

Когда вышли на траверс, я обогнал Гену и шел по схеме «50 шагов иду – 10 отдыхаю». Шел хорошо, дышалось нормально. Глянул вниз – далеко внизу маленькие желтые точки, в районе нашей стоянки – наверное, Ижевск проснулся – ах сони, ведь уже шестой час утра, а хотели с нами идти.

Фишка про маячки, Гену и всех нас. Диалоги не о животных:

Мишаня: «А вот что за холмик с палкой и светоотражателем?»

Таня: «Да это маячки они дорогу показывают»

Эти фразы, повторенные трижды, услышал Гена.

Гена: «Какие на х@# маячки! Это указатели ледника. Идите по тракторным следам, хорьки, вашу мать!»

Траверс я шел еще лучше, чем ночной подъем до скал. Впереди меня, метрах в ста, шел «подмосковный» мужик в красной куртке – он был для меня и ориентиром, и раздражителем в одной куртке, если так можно сказать (хотелось его догнать, что и удалось сделать на перевале).

Пришел на перевал, погода мгновенно испортилась – огромное серое облако, сплошным туманом окутало все вокруг, в десяти шагах ничего не видно. Из тумана выплыл Гена, тяжело дыша, подошел, снял рюкзак, сказал что его «плющит» и сел рядом со мной и «подмосковным» мужиком. Времени было ровно семь. Мужик угостил нас чаем и, сказав на прощание «догоняйте» растворился в седой мгле, как утренние звезды. Через 10-15 минут пришла Танюха.

Фишка про Танюху, Мишку, Лену (это все, кого я дождался на перевале):

Подходит, подозрительно пошатываясь, Танюха, хотя спиртом не разит. Мы с Геной бодро приветствуем её и резонно спрашиваем «Как дела?»

Ответ поразил нас своей емкостью и лаконичностью. Не снимая рюкзака, Танюха как была, вся разом, ничком падает в снег, причем без всякого звукового сопровождения. Через минуту она, видимо вспомнив, ответила, что её «колбасит, плющит и долбит в одно лицо!»

Приходит Лена. Мы с Геной уже в предвкушении зрелища задаем идентичный вопрос: «Как дела?». Ответ следует незамедлительно, хотя и отличается от Танюхиного. Лена пытается снять рюкзак, и по ходу движения, не сняв рюкзак, заваливается навзничь. А потом задает коварный встречный вопрос: «А вот интересно, как проявляется горняшка? Мне вот только дышать трудновато». С Мишаней картина та же, что и с Леной.

Я начинаю замерзать, о чем и говорю Гене. Тот глядит на меня, на туман, на Таню, Лену и Мишу, и говорит «Ну что, будем лезть наверх или как?». Я ответил, что «глупо уходить с перевала (до него мы шли 5 часов), чтобы не добраться до Эльбруса». Гена угрюмо согласился и сказал, чтобы я его не ждал.

Я поднялся на ноги, воздел свои очи в небеса (то есть в туман), вздохнул и пошел на подъем по следам безумных наших предшественников. Пройдя метров сто, я оглянулся, увидел еле различимые в тумане, черные фигурки наших восходящих, обрадовался и пополз вверх с ещё большим энтузиазмом. Еще метров через сто я увидел над собой уже так знакомую, и поэтому уже родную красную курточку «подмосковного» мужика и собственно его в ней.

Он ожесточенно полз наверх, придавая всем своим видом уверенности мне, что и я также буду там ползти, с таким же выражением лица! Я снова оглянулся и не увидел ничего, кроме камней, снега. И кроме снега – никого …

Удивившись – куда подевались все остальные, я упорно продолжал восхождение (я полз на четырех точках опоры).

И вот, о чудо, я выбрался на какую-то возвышенность и столкнулся нос к ледорубу с «подмосковным» мужиком. Он спросил меня такое, от чего я пришел в неимоверный восторг, дикую первобытную ярость и тихое, угрюмое умопомрачение одновременно.

Вопрос звучал так: «А где вершина-то, в какую сторону дальше?»

Итак, я понял, что на этом все не только не закончилось, а еще и не началось. Искать следы предшественников в таком тумане выглядело очень перспективным и многообещающим предприятием. Мы избрали более легкий, но не менее энергоемкий способ – стали орать в никуда, в надежде на сочувственные отклики подмосковных друзей. Увы и ах, наши голоса на высоте свыше 5.500 метров были услышаны только собственными ушами. Пришлось все-таки искать следы и мы их нашли, и пошли по ним аки посуху, а не по снегу, и через 40 минут(а не лет), наткнулись мы не на землю обетованную, а на трех мужиков, возвращавшихся назад. Услышав, что «до вершины осталось «всего-то» метров 250», я обрадовался и пошел с удвоенной энергией. И вот они последние 30 метров вверх, на самый верх и … «на скале сижу я как на пне, если где-чего так это мне … через час настанут холода». Фигня, холода уже настали, да еще какие! «Ветер, туман и снег!»

И вот мы с подмосковными мужиками яростно отдалбливаем об камень мою колбасу, поглощаем шоколад, изюм, курагу, конфеты, сухари … Фото на память! Они идут вниз покорять восточную вершину, а я остаюсь ждать своих.

Осмотрелся: «Скорбный камень с тремя табличками, полуметровый перекосившийся серебряный крест» и потрясающий вид на окрестную панораму. Думал ли я, мечтал ли я когда-нибудь, что буду вот так вот сидеть на высоте 5642 метра , и замерзая от холода снаружи, но сохраняя тепло в своем сердце, стараясь запомнить, обязательно запомнить эти минуты жизни, эту панораму, этих мужиков. Я простой городской, немножко деревенский, маленький человек, вдруг, уехав, от казавшихся больших земных забот, казавшихся, потому что все познается в сравнении. А по сравнению с этими горами, с Эльбрусом, с нашими усилиями и стараниями все кажется мельче, обыденнее и, наверное, уже точно нам по силам.

Просидев час, а наверху я был в 8:30, замерз как поросенок, наконец-то увидел знакомые фигуры. Мишаня и Гена брели к вершине. Я, с трудом передвигая оконечными конечностями, пополз вниз. Вниз – как это не банально, ни грустно, но «спускаемся мы с покоренных вершин, оставляя в горах свое сердце».

По пути, Гена мужественно пожал мою охладевающую руку и сказал, чтобы я отправлял назад в лагерь девчонок (о том, что Катюша в лагере с 4:00, забыв кошки, я узнал только от Аленушки), до которой шагал вниз примерно час. А до этого встретил «загибающихся» от горняшки Рому и Макса (они шли по тому же принципу, что и прежде), пожелал им удачи, и снова вниз. Спускался я в гордом одиночестве, навстречу мне попадались многочисленные колонны людей, разных возрастов, полов, рас и национальностей. Они с завистью смотрели на меня, я с завистью глядел на них(«и только немного завидуешь тем, другим, у которых вершина ещё – впереди!»).

Через час увидел Аленушку, старательно ползущую наверх по траверсу. Старательно исполняя Генин навет, я сообщил ей вкратце о своем восхождении, поинтересовался как дела у неё, Кати, Сереги (он, оказывается, спустился в лагерь с траверса), и побежал вниз.

«Вот и начинается беда!» У меня начала болеть голова, будто её зажимали в тиски. Ноги шли на автопилоте, в кошки набивалось снега по самые «усы». Бум! Я лежу, нет, сознания я не терял – ногой наступил на застежку от кошки. Застегнул, прошел метров 50 – опять лежу – та же история с другой кошкой. Послав мысленно и вслух эти кошки куда подальше, и с еще более разжигающимися симптомами «горной» болезни стекал вниз. По пути встретил Ижевских собратьев, пожелал им удачи, и с одним из ижевцев спускался вниз.

За разговорами, делениями впечатлениями с ижевским парнем, я добрел таки до лагеря. Подошел к палатке, увидел такое знакомое, родное лицо Катюхи, услышал храп Сереги и упал перед входом в палатку навзничь.

Еле-еле разделся, вполз в палатку и стал наслаждаться наступившим последствием, накануне высказанной мною же фразы «Те, кто останется в живых сегодня, будут завидовать тем, кто умер вчера!». Вот я лежу и завидую, ожидая когда спустятся все остальные, какие они будут – живые или мертвые?

Заботливая Катюшка принесла чай, выдала шоколад, пытаясь облегчить мои страдания. Через 2-3 часа спустились все остальные, полуживые. Голова не прошла, заснуть не удалось, но ни разу не возникло мысли о том, что напрасно это все. Нет, такое не бывает зря, за все приходится платить, хоть и вот так – своим здоровьем.

Ожил я только к вечеру, голова прошла, ужин придал новых сил, но на душе образовалась некая пустота. Вот вчера я был нацелен на вершину, а вот сегодня я уже у её подножья она покорилась мне и нужно ставить новые цели, не ниже предыдущей! «до послевосхождения, до будущей горы!»